В Петрограде, на сцене прославленного бывшего Мариинского театра (ныне Ленинградский академический театр оперы и балета им. С. М. Кирова) осуществлял свои постановки Федор Васильевич Лопухов (1886—1973), народный артист РСФСР.
Лопухов окончил Петербургское театральное училище в 1905 году, учился он в классе Николая Легата. Свою карьеру он начал в Мариинском театре, а в 1909 году перешел в Московский Большой театр. 1910—1911 год Лопухов гастролировал в Америке и после гастролей вернулся снова в Петербург.
Балетмейстерской деятельностью Лопухов начал заниматься в 1918 году. Первыми его постановками были «Сон» на музыку Н. В. Щербачева и «Мексиканский кабачок» Л. И. Гончарова. Считая классический танец основным средством выразительности, Лопухов настойчиво изучал классический репертуар.
Этому способствовала отличная память, знание музыкальных партитур, умение ориентироваться в выразительных средствах и стилях балета. В эстетическую программу балетмейстера входило установление преемственности, поиски путей развития и обновления классического танца. В познании старого он видел перспективы развития нового. Основная задача каждого хореографа, считал он, — развивать дальше прогрессивные традиции русского классического балета, и он всегда шел по этому пути.
В начале своей деятельности Ф. Лопухов много занимался восстановлением балетов классического наследия — «Дон Кихота», «Спящей красавицы», «Раймонды», «Арлекинады», «Конька-Горбунка». Он очень высоко ценил хореографическое искусство прошлого и, реставрируя балеты, старался сохранить в них все лучшее и иногда даже восстановить танцы, снятые предыдущими балетмейстерами. Кроме того, им были отрепетированы и балеты Фокина «Египетские ночи», «Эрос», «Павильон Армиды». Что касается «Жар-птицы», то Лопухов решил создать свой вариант, отличный от фокинского. В те годы молодого хореографа особенно волновала проблема соединения музыки и танца. Он считал что танцевальные движения должны соответствовать не только ритмическому рисунку музыки, но ее эмоциональным изменениям, развитие темы танцевальной должно совпадать с развитием музыкальной темы. Именно на эти положения опирался Лопухов при постановке «Жар-птицы». Особенно это проявилось в постановке им танц-сим-фонии «Величие мироздания» на музыку Четвертой симфонии Бетховена. Премьера балета 7 марта 1923 года стала и единственным его представлением. Балеты на музыку симфонических произведений, не предназначенных для танца, ставились и до Лопухова. Например, Фокин поставил «Ше-херазаду» на музыку Н. А. Римского-Корсакова, «Франческу да Римини» П. И. Чайковского, Горский — «Шубертиану», «Этюды» и т.д. Однако танц-симфония Лопухова отличалась от этих постановок. Это было программное бессюжетное произведение. «Чистый» танец в союзе с музыкой должен был раскрыть составленную балетмейстером «программу» — представления человека о мире, о происходящих событиях, жизненных процессах. Целью Лопухова было создание средствами танца образа, соответствующего музыкальному. Однако симфония Л. Бетховена не совсем подходила для этой цели, и потому хореографическая трактовка музыки мало ей соответствовала. Первый опыт танц-симфонии оказался неудачным, публика и балетная критика не приняли этот спектакль.
В синтетическом спектакле «Красный вихрь» Лопухов объединил слово, пение, акробатику, музыку и танец. Современная тема — аллегорическое изображение событий Октября, революционных сил — решалась в духе идей пролеткульта. Спектакль был показан зрителю 29 октября 1924 года. Действующие лица в балете были разделены на два лагеря: «силы революции» и «силы контрреволюции», т.е. положительные и отрицательные персонажи с кордебалетом. Это деление отразилось, и на цветовом оформлении спектакля: белые и оранжево-красные купальники у «сил революции» и черные — у «сил контрреволюции». Аллегорический спектакль-плакат решался средствами классического танца, но упрощенного до уровня самодеятельности. Эта упрощенная танцевальная лексика, введение примитивных физкультурных движений снижали идейные задачи спектакля. К тому же отрицательные персонажи были показаны танцевально ярче, зрелищнее, более образно, а положительные напоминали манекены. Откровенная иллюстративность противоречила обобщенно-условной выразительности танца, специфике балета, как такового. Поэтому «Красный вихрь» был обречен на неудачу. Позднее это признавал и сам хореограф в своей книге «Шестьдесят лет в балете». Ой писал, что ни зритель, ни передовая критика не приняли спектакль.